Авраам Руссо идет на поправку. Артист уже оклемался после покушения и может спокойно, без нервов, попытаться проанализировать, что же произошло в ту ночь возле его дома.
Первое большое интервью после покушения Авраам Руссо дал “МК”. Парочка мощных охранников настороженно сидят у дверей вип-палаты Склифа. В руках — томик с рассказами О’Генри. “Хорошо пишет”, — поясняют, оценивающе осматривая при этом нового посетителя их клиента. На высокой больничной койке в пижаме в синюю клеточку, с густой бородой, дежурной улыбкой и с перебинтованными ногами сидит Авраам Руссо. “Вам образ раненого мачо даже идет”, — подбадриваю. “Спасибо. А у меня тут сильно лекарствами пахнет?” “Нет, фруктами только. А что это у вас шариков воздушных так много висит? Праздник какой-то?” — бросаю взгляд на стены. “Да у меня проблемы с легкими были, — поясняет певец. — Вот я по указу врачей шары и надувал...” Так, на фоне разноцветных воздушных шариков, запаха свежих яблок и ливня за окном, начинаем с больным разговор за жизнь.
— Что первым увидели, когда пришли в себя вбольнице?
— Аппарат искусственного дыханияи всякие трубки, которые из меня торчали... Не по себестало.
— Сейчас каксамочувствие?
— Еще не могу двигать ногой,как раньше, но уже хожу потихонечку. По ночам, правда, боли не дают покоя. Но яадаптируюсь.
* * *
— Вы догадываетесь, кто в васстрелял? Кто ваш враг?— У меня второгобизнеса нет, никаких ресторанов нет, ни с кем партнерства тоже нет. Единственныйдоход — музыка. Меня и в Москве-то не бывает. Я в последнее время день-дваздесь, а в остальном — в других городах по гастрольному графику. Как в этомслучае может быть много врагов? Есть люди, которые завидуют мне. Но тот, ктозавидует, никогда не пойдет на такое — стрелять в артиста, заказать его. Потомукак это дорогое удовольствие. К тому же надо для этого быть в криминальныхкругах, знать, как это делается. Артисты не знают всей системы.
— С чего вы решили рвануть покорять Москву?
— Было это в 1996 году. Я жил на Кипре.Это известная история: меня сюда пригласил известный российский бизнесмен. Онотдыхал на Кипре, познакомился со мной в клубе, где я тогда пел. В то время этобыл единственный интернациональный ресторан на побережье. Он предлагал мне тогдаприехать в Москву. Я сказал, что у меня контракт с местными людьми, и как толькоон закончится, приеду в Россию. Он оставил мне свой телефон, и где-то черезполгода я позвонил ему. Приехал сюда. Сначала я пел месяцев пять-шесть вресторане на Ленинском проспекте. Потом открылась “Прага”, и меня пригласилитуда. Все только начиналось. Звезд с неба не хватал. Но через два года мне сталоскучно петь одинаковые песни. Мой спонсор почувствовал во мне это, да и ему ужемногие сказали, мол, Аврааму нечего в ресторане делать, ему надо расти, на сценувыходить. Он присмотрелся ко мне, и начались мои первые шаги. Появилась в моейжизни Лариса Рубальская. Я ничего против этой женщины не имею, несмотря на топлохое, что она недавно про меня на всю странуговорила.
— Ну просто погорячилась,наверное.
— Нет. Это уже не в первый раз.Был случай на съемках в Кремле, когда она на меня кричала при всех за кулисами.Ее нанял мой тогдашний спонсор. Посадил их с мужем передо мной и сказал: “Этилюди будут писать песни для тебя”. Я абсолютно никого не знал тогда в этойстране. По-русски ничего не понимал и даже в разговоре не участвовал — всестеснялся открыть рот.
Они начали находить дляменя песни. Я еще как-то спросил: “Я буду только песни Рубальской петь или могучто-то другое выбрать?” Мне сказали, что работать я должен только с ней.Рубальская записала для меня один альбом... Я понимаю, что она старалась исделала то, что могла. Но найти на том диске хоть одно имя суперсовременногоаранжировщика — большая проблема. Они очень хорошие, талантливые люди, но этопрошлое поколение. Все песни звучали по-старому. Этот диск никто и за десятьрублей не купил бы! Так я мотался целый год. Она подключила ко мне какого-топродюсера. Он тоже почувствовал деньги. У нас с Рубальской были нормальныеотношения, я к ним и домой приходил, она меня с композиторами знакомила. А кактолько меня перестали спонсировать, она пропала. Проходит год, полтора, два, моипесни начали крутить, меня стали люди узнавать. Она только тогда началапредъявлять мне претензии, мол, Руссо после того, как стал известен, пересталзвонить. А как же те два года, что она мне не звонила?
— Но ведь Лариса Алексеевна утверждает, чтолюбила вас как сына и ничего для вас нежалела.
— Я не уверен в этом. Сыну,которого любят, звонят. Она пуделя своего любила, но не меня. Да и не надо менялюбить! У меня есть своя мама, и я ее люблю. После того как Лариса Алексеевнаушла, у меня опять начался спад на несколько месяцев. Я начал снова думать обудущем: что мне делать...
— И, на счастье,рядом оказался Иосиф Пригожин?
— Мне одинзнакомый композитор тогда сказал: “Пошли к Пригожину”. Пришли мы к Иосифу.Естественно, услышав имя моего спонсора, он согласился. Это тот случай:открываем ящик, кладите деньги, закрываем ящик, поздравляем — вы звезда! Япришел с альбомом Ларисы Рубальской. Он послушал, сказал: “Полный бред”.Познакомил меня с гитаристом Дидюлей — и мы начали вместе записывать песни.Иосиф послушал и сказал: это то, что надо для успеха. Он предложил спонсорутакой вариант: “Я полностью вкладываюсь в этого артиста”, второй вариант: “Мывкладываемся пополам” и третий вариант: “Ты спонсируешь полностью”. Причем вовсех вариантах разные проценты. Пригожин сказал, что возьмет деньги с результата— через год, полтора, пять — в общем, когда уже будет что-топонятно.
— Как появились первые хиты?
— Мы записывались на студии за копейки. Яне знаю, о какой стоимости Иосиф говорил моему спонсору и сколько он брал у негоденег на это. Я и Дидюля писали музыку, текст заказывали практически бесплатно,а человеку, который работал в студии, платили копейки. То есть вся работа надпесней нам обходилась в несколько сотен долларов. Пригожин просил меня нераспространяться, сколько денег тратиться на записи альбома. Это сейчас яначинаю думать, прежде чем что-то сделать. А тогда я всему верил, это был 2001год. Понимаете, Иосиф знал, как с людьми разговаривать с самого первого дня. Онзнал менталитет местного народа. Я же ничего не понимал — ни языка, ни страны. Вэтом и была главная ошибка — я не мог контролировать процесс. Мне не стыдно, яоткровенно говорю. Так вся договоренность словами и осталась. Мой спонсор как-тосказал нам в Монте-Карло: “Я хочу, чтобы Авраама показали много раз нателевидении. Я хочу включать любой канал и там видеть его”. Иосиф подумал иговорит: “Это стоит 100 тысяч долларов”. Ему их дали. Но какая была у меня доэтого ротация, такая и осталась. Потому что некуда было впихивать мои клипы.Авраам — это первоначальный этап, его на ток-шоу не берут, ни в какие программыне приглашают. Остаются только либо платные каналы, либо те, с которыми простоневозможно договориться начинающему артисту.
— Но ведь именно во время работы с ним выстали популярным.
— На те деньги, которыебыли в его распоряжении на протяжении всех лет совместной работы, можно былочетырех артистов раскрутить. Я не бросаю ни в кого камень. Я благодарен Иосифуза все, что он для меня сделал. У меня уже нет сил, я ничего не боюсь. И когдаон говорит, что “не поделил с Авраамом деньги”, — это уже грех. Но я все равноза все ему благодарен. Да, я все же стал звездой. Ведь именно он в одинпрекрасный момент нащупал ту самую жилку, которая и сделала меня популярным. Нопотом, когда я ушел от Пригожина, стал работать даже лучше, чем с ним. Собралконцерт в Кремле, постоянно гастролирую. Сегодня я сам себе продюсер.
— Вы не хотели уехать из страны?
— Около трех лет назад я решил уехать изстраны обратно на Кипр. Уже был дуэт с Орбакайте. Дело было до того случая,когда меня избили. Я не смог решить проблемы ни с окружающими, ни сам с собой. Японял, что никогда не смогу стать большой звездой, оправдать надежды моегопокровителя. Кто-то сказал, что Авраам был ангелом до Иосифа, а когда онпоявился, то перестал им быть. Я уехал, подумал: “Зачем мне вся эта слава?”.Взял маму, отдал машину по доверенности, закрыл квартиру... Но Иосиф мне началзвонить в день по нескольку раз, через каждые пять минут. Он мне говорил, что ядолжен вернуться, что у нас столько дел не сделано. Я сказал, что ничего нехочу. Ему нужно было, чтобы я вернулся любой ценой. Ведь кто-то же должен за всеотвечать.
— Но на квартиру-то к томумоменту уже заработали?
— Ну квартира этасовсем не ценная была. В Новогирееве, 50 квадратных метров всего. Но меня и этоустраивало. Люди всегда кого-то используют. Все хотят стать звездами, все хотятбыть популярными и жить хорошо. Чтобы люди их любили и их голос был слышен отовсюду. На Западе артист приходит в звукозаписывающую компанию, заключаетдоговор. Компания в ответ вкладывается в артиста, и нет вообще понятия“спонсорство”. Обе стороны получают свое — компания записывает песню, альбом,снимает клип, артист доволен, у них есть договор. У нас этого нет. Мы можемчто-то изменить, сделать, как на Западе, и еще лучше, но надо объединиться.Наладить отношения со звукозаписывающимикомпаниями.
— А почему бы не развернуться иуйти от этого, если возникают проблемы?
—Все боятся, причем наши артисты придерживаются такого мнения: пусть мир рухнет,но лишь бы меня не тронули, я живу своей жизнью. Нет даже профсоюза, который бызащищал нас. Криминал очень большой. С бизнесменами, которые зарабатываютденьги, практически невозможно найти общий язык. Если им что-то не нравится, товсе — начинаются угрозы и разборки. Поэтому надо 55 тысяч раз думать, прежде чемс кем-то по одному пути шагать, у кого-то брать копейки. Очень надо бытьосторожным, сейчас я понимаю это.
* * *
— Вам угрожали передпокушением?— Нет.Никто.
— Ведь вы наверняка догадываетесь,кто это сделал?
— Понятия не имею. Менясейчас больше волнует мое лечение — я собираюсь уехать либо в Швейцарию, либо вИзраиль, либо в Америку для этого. Еще я хочу посмотреть в глаза людям, которыеэто сделали со мной. А еще постоянно думаю о рождении нашего ребенка.
— Мама часто в больниценавещает?
— Да, но она же ничего не знает.Ей сказали, что я просто в аварию попал. Мол, со мной ничего страшного неслучилось. Она по-русски ни слова не знает, слава богу. Так что по телевизору ив газетах только фотографии мои видит, а о чем речь идет, не знает. Думает, чтооб обычной автоаварии. Когда ко мне в палату пришла в первый раз, увидела меня —а меня уже из реанимации перевели тогда — и говорит: “Сынок, я-то думала, стобой что-то серьезное. А тут ничего страшного и нет. Ну немного ногу повредил —и все. Чего все так переполошились?” А Морэла (жена. — Авт.) сидит иплачет. Она говорит: “Чего плакать — он же сильный мужчина, и ранапустяковая...” Мы даже засмеялись.
— Морэлакак себя чувствует? Ребенку, которого она ждет, ничего неугрожает?
— Она очень сильно переживает. Неспит ночами. Сегодня вот ночью в три часа свет выключился. Она ужасно испугаласьдаже из-за этого...
— А сами-то какспите?
— Я снов вообще не вижу. Простоотключаюсь — и все. Тут как-то мне отличный укольчик сделали, когда боли сильныебыли. О-о-о... Такой кайф получил! Прямо как наркоман. Мне так хорошо было —лежу, улыбаюсь и думаю: “Кто стрелял? В кого? Зачем? Все ерунда...”
— Как ее родители отнеслись к случившемуся?Им не страшно за дочь?
— Они любят меня,как своего ребенка. Они тут же, как только узнали о покушении, сели в самолет иприлетели. Они видят во мне Авраама — безгрешного человека и не понимают, каккто-то может ко мне плохо относиться. Они даже и не думали о том, чтобы увезтидочь. Знают, как мы любим друг друга.
— Надименем ребенка думали?
— Это будетобязательно двойное имя. Ну, что-то вроде Жан-Поль. Рожать Морэла будет только вАмерике. Уедет туда заранее.
— А как насчетвашей дочери Лизы, которая родилась два года назад? Видитесь сней?
— Это не моя дочь. С ее матерью язнаком, но ребенок не мой. Я же не буду воспитывать чужую дочь.
— Так что вы решили, уедете из страны илинет?
— Пока только лечиться... А может, иоставлю эту страну и шоу-бизнес Пригожину. Я уже 500 раз пожалел, что приехалсюда. Ведь хотел же уехать тогда, но вернулся. Мне свой коллектив жалко —музыкантов, танцоров. Они же без работы останутся.